О Мариуполе, Азовстали и бизнесе в условиях войны
– 2022 год стал трагической страницей в истории Метинвеста. Группа потеряла операционный контроль над своими крупнейшими предприятиями в Мариуполе, Россия блокировала украинские морские порты, позже возникли проблемы с электроэнергией. Как это повлияло на работу предприятий группы?
– 2022 год точно стал серьезным ударом для Метинвеста и Украины. Я бы соврал, если бы сказал, что на нас это не повлияло. Конечно, мы рассматривали любые сценарии: тренировались, запасались. И здесь нам помог опыт 2014-2017 годов, когда Метинвест впервые потерял значительное количество предприятий и вынужден был перестраивать логистику.
Самое страшное для нас – это не потеря предприятий, а потеря сотрудников. На сегодня подтверждена гибель более 500 наших сотрудников. Приблизительно 150 из них служили в Вооруженных Силах Украины. Другие – это мирные жители, наши работники и члены их семей. Некоторые из них, к сожалению, погибли прямо на рабочем месте, например, в Авдеевке.
Поэтому – да, 2022 стал для группы очень сложным. Мы до последнего не верили, что Мариуполь может быть оцеплен. Я в это не верил, и в это не верили наши военные, с которыми мы общались.
– В интервью украинскому Forbes вы называли это своей самой большой ошибкой.
– Знаете, я всегда стараюсь смотреть на ситуацию с логической точки зрения. Анализировать, что происходит не только в политике и экономике, но и в обществе. Я никогда не верил, что Украина испугается полномасштабного наступления.
Я понимал, что сил, которые россияне сосредоточили на нашей границе на 23 февраля 2022 года, было недостаточно, чтобы захватить всю Украину.
Я думал, что в Генштабе России и российской разведке найдутся люди, которые знают, что здесь их не собираются встречать с хлебом и солью. К сожалению, я ошибался, когда думал, что они умнее.
– В каких условиях вы эвакуировали из Мариуполя своих сотрудников?
– Приблизительно через неделю после окружения города мы впервые попытались эвакуировать людей. Вместе с муниципальными властями подготовили несколько автобусов, которые должны были вывезти из города людей в зону, где хотя бы не идут боевые действия.
Мы понимали, что не всех удастся вывезти на контролируемую украинскую территорию, но нашей задачей было минимум вывезти их хотя бы в Приазовье, где не проходила линия фронта. Но россияне тогда так и не дали нашим автобусам ни уехать из Мариуполя, ни заехать в него со стороны Запорожья.
В конце концов волонтерам удалось вывести из Мариуполя определенное количество людей. Отчасти мы им в этом помогли – выделяли деньги на топливо, на машины. Этих людей принимали на территории баз отдыха на Азовском побережье. Тогда это была оккупированная территория.
А потом тех, кто хотел, мы вывозили в Запорожье, в Каменское. В общей сложности в сотрудничестве с Вооруженными Силами Украины, в сотрудничестве с волонтерами и губернаторами, мы вывезли 21 000 человек. Но это не только из Мариуполя, из Авдеевки – тоже. Большинство – это наши сотрудники и их семьи.
По моим оценкам, в том же Мариуполе осталось примерно 100 000 человек по состоянию на данный момент.
– 2021 год за счет рыночной конъюнктуры стал для Метинвеста самым успешным в истории – $18 млрд выручки и $4,8 млрд прибыли. Результат за шесть месяцев 2022 года хуже, но не катастрофичен, если сравнивать полугодие. Выручка – $5,3 млрд, а рентабельность EBITDA упала с 39% в 2021 году до 30% в первом полугодии 2022 года. Как вам удалось сохранить рентабельность бизнеса, когда над Украиной летают российские ракеты?
– Во-первых, давайте не будем забывать, что в 2022 году у нас было два относительно спокойных месяца – январь и февраль. Тогда мы работали по полной. И цены были для металлургического рынка самые лучшие. Эти первые два месяца дали нам накопить тот запас прочности, который мы использовали в 2022 году.
Металлургический бизнес – циклический. Если вы произвели что-то в течение месяца, вы распродаете свое месячное производство в течение трех-пяти месяцев. Потому все, что мы произвели в январе-феврале, мы продавали на внешних рынках почти первое полугодие 2022 года.
А во-вторых, у нас был действительно самый успешный 2021 год. Я бы сказал, что результат полугодия 2022 года – это последствия 2021 года и первых двух месяцев 2022-го.
– Итоги 12 месяцев вы еще не подвели?
– Подвели, но пока не можем разглашать эту информацию. Мы сообщим об этом через несколько недель.
– Как вы адаптировали свои предприятия под сегодняшние политико-экономические условия?
– Наученные горьким опытом, мы примерно понимали, что нам необходимо делать: как прежде всего перестроить логистику. В 2017 году Метинвест потерял на оккупированном Донбассе семь предприятий. Краснодонуголь, Енакиевский металлургический завод, Харцызский трубный завод и т.д.
Эти компании были интегрированы в логистическую систему группы. Когда мы их потеряли, перед нами стоял очень серьезный вызов – как поддерживать работу наших предприятий в том же Мариуполе. Основной поток нашей руды шел в Мариуполь через Донецк, даже из Кривого Рога. А как только мы потеряли такое логистическое крыло, нам пришлось строить логистику с нуля.
В первой половине 2022 года мы ее перестроили так, чтобы перейти на поставку сырья в другие европейские страны. Через европейские порты и железную дорогу. Сначала это было очень тяжело, но сейчас все маршруты уже отработаны.
Экономически выгоднее экспортировать сырье через черноморские порты. Это же не только загрузить сырье и отправить его по железной дороге из точки А в точку Б. Это доставить его на западную границу Украины, перегрузить сырье на европейскую колею, а затем проехать через несколько стран Европы, или доехать до порта Констанца в Румынии.
– Насколько это дороже?
– К примеру, если наша логистика из Кривого Рога в Китай стоила до полномасштабной войны примерно $35-40, то сейчас – $125-130 за тонну сырья. И это через наиболее экономически выгодные маршруты – Дунай и порт Констанца в Черном море.
Тем не менее стоит поблагодарить Укрзалізницю за помощь. Мы с ней часто спорим из-за тарифов на перевозку, но здесь она оказалась достаточно системной.
– В ЕС и Великобритании Метинвесту принадлежит четыре прокатных завода. Как ситуация в Украине с остальными повлияла на ваши зарубежные активы?
– Мы их переориентировали. Как вы знаете, у нас в других странах Европы четыре завода и предприятие по добыче угля в США. Теперь они работают как обособленные предприятия. Они сами закупают полуфабрикаты и продают готовую продукцию. Это если мы говорим о прокатных заводах. То же самое – шахты в США. Если раньше почти все сырье из США ехало в Украину, то сейчас почти все продается либо в США, либо в Южную Америку, либо отгружается на рынки Европы.
– Как это повлияло на предприятия, расположенные в Украине?
– У нас есть Каметсталь, есть Запорожсталь, где доля Метинвеста – примерно 50%. Есть Авдеевский коксохимический завод, Запорожский коксохимический завод и есть еще три горно-обогатительных комбината. Также есть одно совместное предприятие.
Авдеевский коксохимический завод остановлен, Запорожсталь работает примерно на двух доменных печах из четырех, а Каметсталь – на двух доменных печах из трех по состоянию на январь 2023 года.
В ноябре-декабре и в первые дни января у нас были проблемы с электроэнергией, однако с открытием импорта мы начали закупать электричество из Евросоюза. Так мы смогли увеличить загруженность Каметстали на 65%.
– Дорого сейчас стоит импортная электроэнергия?
– Где-то вдвое дороже, чем на внутреннем украинском рынке. И это проблема. Еще определенный период, пока нам необходимо выполнять зарубежные контракты, мы можем покупать импортную электроэнергию. Но в какой-то момент это закончится. Экономика компаний может просто не выдержать.
О мобилизации, убытках от войны и собственной сети мини-электростанций
– Каких вызовов вы ожидаете от 2023 года?
– Первое – продолжение боевых действий, а боевые действия истощают экономику и наносят ущерб предприятиям и инфраструктуре. Мы видели несколько дней назад (интервью записывалось 31 января. – Ред.), что Россия в очередной раз атаковала нашу энергосистему. И пока я не вижу перспектив, что атаки прекратятся. Поэтому мы восстанавливаем генерацию, которая у нас есть и смотрим, какую генерацию мы можем дополнительно купить. В частности – мобильные миниэлектростанции.
Второе – это мобилизация. На сегодняшний день более 10% наших сотрудников служат в Вооруженных Силах Украины. Сейчас нам не хватает людей для полноценного производства продукции в объемах, в которых мы можем производить. А мобилизация продолжается, поэтому это для нас еще один вызов.
Третий вызов – это состояние мирового металлургического рынка. Пока здесь проблем нет, но мы уже видим, что все к этому маленькими шагами идет. 2021 год был лучшим для рынка за последние 10-15 лет. Прошлый год тоже для сектора был неплохой, но есть все признаки того, что рынок постепенно охлаждается. А это значит, что в перспективе на рынке могут упасть цены на руду и металлы. Это – тоже вызов.
– В 2021 году в Метинвесте работало почти 87 000 работников. Если более 10% из них служат в армии, это более 8700 человек. Насколько на сегодняшний день сложно забронировать сотрудников от мобилизации? Есть ли с этим у Метинвеста проблемы?
– Некоторых сотрудников мы смогли забронировать. Мы ведь одно из ключевых стратегических предприятий Украины. Тем не менее, мы не можем забронировать всех. Мы понимаем, что нашим Вооруженным Силам нужны солдаты и офицеры. Поэтому очевидно, что со временем количество мобилизованных сотрудников Метинвеста может возрасти.
Уже заработал новый механизм бронирования. Мы со своей стороны будем сотрудничать с Министерством экономики и со всеми другими органами власти, чтобы, с одной стороны, не сорвать мобилизацию, а с другой – не остановить работу предприятий Метинвеста.
– Если сравнивать потери группы за 2014-2017 год с потерями за 2022 год. Что больше ударило по Метинвесту – первая фаза войны или все же вторая?
– Это сложно сравнивать. Потеря активов – это одно, а потеря людей – совсем другое. В отличие от 2022-го, война предыдущих лет была другой – гибридной. И тогда, к счастью, люди не гибли. А сегодня мы их теряем. И это горе. Из-за этой бессмысленной войны мы уже никогда не сможем вернуть 500 сотрудников и членов их семей. Для нас потеря людей – это гораздо большая трагедия, чем потеря активов.
– Что сейчас происходит на ваших оккупированных предприятиях?
– Насколько мне известно, оккупанты пытались запустить ММК Ильича, но у них так ничего и не получилось. И сомневаюсь, что получится. Это во-первых. Во-вторых, они уже несколько раз меняли свое мнение, что они хотят делать с Азовсталью. Последнее, что я слышал – что они хотят запустить на территории Азовстали технологический парк или что-то типа курортной зоны.
Думаю, они просто нашли наши планы. Это был тот план, который представил мэр Вадим Бойченко перед войной. Мы планировали в течение 10-15 лет построить за пределами Мариуполя несколько новых предприятий, а на месте Азовстали создать либо технопарк, либо зону отдыха. Это предприятие находится в центре города.
Другие предприятия, думаю, тоже простаивают, хотя еще до войны я слышал, что Енакиевский завод работал где-то на 30%. Мы даже видели чугун Енакиевского и Донецкого металлургических заводов на мировом рынке. На рынке Ближнего Востока. А что происходит с этими предприятиями сейчас, мне не известно. В последний раз о Енакиевском заводе я спрашивал еще перед войной.
– Вы считали сумму нанесенного холдингу ущерба от войны с 2014 года?
– Конечно. Это десятки миллиардов долларов. И мы постараемся их взыскать с России.
Как вы знаете, наш акционер Ринат Ахметов уже сказал, что будет отстраивать Мариуполь и будет финансировать строительство нового металлургического производства.
Думаю, что после деоккупации мы построим в Мариуполе нечто более экологичное и технологичное. Не вижу смысла восстанавливать Азовсталь в том виде, в каком было предприятие.
И это (строительство. – Ред.) будет за деньги от репараций.
– Вы упомянули о планах купить миниэлектростанции. Вы уже считали, сколько вам нужно таких станций, чтобы не зависеть от проблем в энергосистеме?
– Перед нами не стоит план стать полностью автономным. Это очень дорого и экономически неоправданно. Мы хотим установить возле своих предприятий генерацию, чтобы когда исчезнет в системе электроэнергия, мы могли удержать производство. Чтобы не завалить наши кислородные блоки, наши доменные печи, коллекторы. Чтобы не случилась из-за блэкаута техногенная катастрофа.
У нас есть своя генерация: на 35 МВт – на Запорожстали, на 10 МВт – на Каметстале. И мы сейчас смотрим на модульные электростанции на 20 МВт и генераторные установки на 2,5 МВт. У нас уже есть три таких. Одна из них – у Покровской угольной группы. Когда исчезает электроэнергия, нам нужно поднимать из лав на гору людей, поддерживать вентиляцию.
– Дорого стоят сейчас миниэлектростанции?
– По-разному. Если новая, построенная, то один мегаватт будет стоить где-то от €800 000 до €1 млн. Цены зависят от топлива, используемого при производстве электроэнергии и мощности.
Об экспансии в Европу, разговоре с Ахметовым и помощи ВСУ
– У Метинвеста есть намерения приобрести завод Dunaferr в Венгрии и построить новый металлургический завод в Италии или Болгарии. Может ли это свидетельствовать, что бизнес-интересы группы из-за войны смещаются от Украины в сторону других стран, где у вас есть прокатные заводы, а не горно-обогатительные комбинаты?
– Мы никогда не скрывали, что нас интересуют другие европейские активы. Метинвест смотрел на европейские активы на протяжении всего своего существования. Особенно – в Восточной Европе. Поэтому мы всегда смотрели на тот же US Steel Kosice, Dunaferr и на предприятие Galati, которое недавно продавал ArcelorMittal. В то же время это не альтернатива инвестированию средств в экономику Украины, а наоборот.
Более половины добываемой в Украине руды мы отправляли на экспорт, в Украине потреблялась примерно одна треть. А теперь, когда мы потеряли операционный контроль над Азовсталью и ММК Ильича, этот показатель даже меньше. Поэтому, чтобы развивать наши предприятия здесь, мы должны найти для них постоянного потребителя. Тот же завод в Болгарии или Италии также будет использовать наши украинские высококачественные окатыши.
Более того, у нас есть планы развития Каметстали и Запорожстали. А когда мы деоккупируем Мариуполь – там также будут инвестиционные планы. Единственное – Украина должна победить. Победить и получить серьезные гарантии, что новой войны не будет. Не новый Будапештский меморандум, а реальные гарантии. И только тогда сюда придут инвестиции. У нас уже был Минск-1 и Минск-2. Мы в них поверили. С 2014 года мы инвестировали в Азовсталь и ММК Ильича миллиарды. И что же получили? Руины.
– Недавно в Украине состоялась первая приватизация Усть-Дунайского морского порта. Если в дальнейшем государство продолжит выставлять на приватизацию торговые порты, было бы вам интересно принять в ней участие? Насколько мне известно, Метинвест интересовался в свое время морским портом Южный.
– Тот приватизированный порт почти речной. Для нашей продукции он не подходит. Если мы и будем размышлять над покупкой портов, то они должны быть большие. Которые смогут принимать суда на 20 000–40 000 тонн, или 120 000–180 000 тонн. Суда типа Panamax или Capesize.
В Украине всего один порт, который может принимать суда, способны перевозить 180 000 тонн – это Южный. Поэтому нам это может быть интересно, но это должны быть порты, которые могут принимать большие суда. Маленькие порты для продукции металлургии не подходят.
– А кроме Южного, какие порты могут принимать такие крупные суда?
– Порт Мариуполя, Бердянский, есть морской торговый порт Черноморска.
И, кстати, не обязательно выставлять на приватизацию весь порт. Можно приватизировать причал и построить там терминал. Порты можно приватизировать по частям, но при этом сценарии нужно, чтобы управление водными перемещениями было прозрачным.
– До войны Метинвест планировал построить в Мариуполе собственный университет. Сейчас университет работает онлайн. Рассматриваете ли вы возможность строительства такого же университета в другом месте – в Киеве, Кривом Роге или Запорожье?
– Сейчас мы работаем онлайн, но в перспективе мы хотим его построить именно в деоккупированном Мариуполе. Рассматриваем ли мы другие локации, например, в Запорожье? Да, рассматриваем, но Запорожье сейчас также находится на линии боевых действий. От города до линии фронта менее 40 км.
Главная идея этого университета – он должен быть как можно ближе к производству, чтобы студенты могли подкреплять теорию практикой. Проект, который мы хотели построить в Мариуполе, оценивался в €30 млн. Это был проект будущего – университет из стали, с новейшими технологиями энергосбережения. Со своими лабораториями, спортивным комплексом и современным общежитием. Это должен был быть настоящий студенческий хаб для 1000-1200 студентов.
Думаю, что в будущем мы обязательно построим его. Но в деоккупированном Мариуполе.
– Недавно президент ввел в действие санкции СНБО против миноритарного акционера Метинвеста Вадима Новинского. Вы знаете, как на это отреагировал мажоритарный акционер группы Ринат Ахметов?
– У нас все же есть разграничение между менеджментом и акционерами. Есть наблюдательный совет. Поэтому отношение акционера к решению СНБО мне неизвестно. Я, честно говоря, не спрашивал.
Будем смотреть, как будут развиваться события дальше. С точки зрения группы это никак на нашу работу не повлияло.
Мы проговорили это решение с нашими международными партнерами. Они понимают, что это не касается компании. Метинвест полностью работает в украинском и международном правовом поле и выполняет свои обязательства перед государством. Более того, мы активно ей помогаем в войне против России.
– Еще до войны создавалось впечатление, что Ринат Ахметов уделял больше внимания своему футбольному бизнесу, чем Метинвесту или тому же ДТЭК. А как сейчас? У вас есть ощущение, что акционер теперь больше уделяет вам внимания?
– Я бы не говорил, что Ринат Леонидович уделял нам меньше внимания. Я бы сказал, что он делегировал менеджменту управления бизнесами, если мы говорим о Метинвесте и ДТЭК. Да, его чаще можно было услышать или увидели в футбольном бизнесе, но он – президент футбольного клуба Шахтер. Он – должностное лицо, это была его непосредственная обязанность. А в Метинвесте он – акционер.
Но, конечно, он, как любой акционер, хочет знать, что происходит с его бизнесом, поэтому мы регулярно общаемся. И он как акционер дает нам определенные сигналы, делится своим видением. Недавно журналисты The Telegraph у меня спросили: как отреагировал акционер на полномасштабное вторжение России? А я им перессказываю: "Делай, что хочешь, но Украина эту войну должна победить. И компания должна сделать все, чтобы так произошло".
Вот такой посыл он мне дал, и компания начала работать: закупать для ВСУ тепловизоры, производить бронежилеты, мобильные укрытия, передавать на фронт авто, дроны, горючее. Думаю, что точно такой же сигнал получил менеджмент по ДТЭК.
– Как вообще зародилась в компании идея производить бронежилеты и подземные капсулы-бункеры?
– Это интересная история. У нас еще с советских времен были чертежи, как производить эти укрытия. В советское время каждое предприятие должно было что-то изготовлять для армии. Это смешно, но, например, у тракторных заводов основной продукцией являлись танки, а тракторы были побочным продуктом.
Когда началось полномасштабное вторжение, мы подняли архивы. Начали искать, как мы можем помочь. Нашли чертежи бункеров из бронестали. Их несколько типов. К примеру, есть бункеры для отдыха, где можно поспать. Есть бункера, где можно помыться и поесть. Есть бункеры для хранения документации. Военные этими капсулами удовлетворены.
Также в марте-апреле мы разработали технологию своей бронированной стали. Сертифицировали и начали производить. Все бронеплиты, которые мы сделали, отстреливаются и проверяются. Плитоноски мы заказываем, а затем отправляем готовый бронежилет нашим военным.
Эти цифры чуть ли не каждый день меняются, но за 11 месяцев прошлого года мы передали на нужды армии уже более 100 капсул, 25 000 касок и 150 000 бронежилетов. Сейчас каждый десятый представитель ВСУ, Нацполиции и ГСЧС ходит в бронежилетах от Метинвеста.
Мы их либо изготовили собственноручно, либо купили и передали.
– Недавно стало известно, что Метинвесту не принадлежит торговая марка Азовсталь. Что соответствующая торговая марка принадлежит киберсвотеру Олегу Богатову. Метинвест в свое время выкупил у него несколько торговых марок. Какие у вас планы на этот счет сейчас?
– До начала полномасштабной войны, для нас было не приоритетным использование торговой марки Азовсталь. Мы работали как единая группа. Почему сейчас для нас это важно? Потому что началось злоупотребление этой торговой маркой. Ее начали использовать разные люди.
Мы предоставили патент на торговую марку Азовсталь. А как будет дальше – посмотрим. Для нас это не критично. Мы просто хотим оградить марку Азовстали от неправильного использования.